Американский президент Дуайт Эйзенхауэр однажды отметил: "Середина улицы с двусторонним движением меньше всего подходит для езды. А обе крайности, правая и левая, – в сточной канаве".
Современная все еще правящая европейская элита сполна доказала своим примером мудрость этих слов. Начавшаяся после краха Восточного блока конвергенция социал-демократии с ее традиционными правыми оппонентами – консерватизмом, христианской демократией, правым либерализмом – была слишком буквальным воплощением мечты о "конце истории", чтобы завершиться хорошо для ее адептов.
Четверть века европейский истеблишмент пытался ехать по разделительной полосе на дороге с двусторонним движением, все чаще в итоге простаивая на месте. Ситуативный выигрыш стирания идеологических расхождений, главными бенефициарами которого стали правительства Тони Блэра в Великобритании и Герхарда Шредера в Германии, в итоге обернулся нынешним провалом.
Слишком долго истеблишмент пытался избегать намека на крайности, фактически замораживая и накапливая проблемы, которые ныне обострены до той самой крайности, которой столь опасались. Новая цензура под личиной политкорректности долгое время возбраняла эти общественные и социально-экономические вызовы всерьез даже обсуждать.
Это все как-то работало, пока на волне информационной революции, открытия глобализации Китая, разграбления ресурсов бывшего СССР на Запад текли сверхдоходы, перекрывающие очевидную неэффективность модели государства "всеобщего собеса". С финансового кризиса 2008 года все это показное великолепие начало стремительно разрушаться.
Как и сто лет назад, элиты предпочли не замечать трещин в своем таком на вид уютном мире, чтобы потом бессильно наблюдать за его стремительным крушением в течение жизни одного поколения. Европа 2020 года (не считая блага недопущения новой большой войны) будет так же сильно отличаться по настроению от Европы 2000-го, как отличался Старый Свет 1920-го от belle époque рубежа XIX и XX столетий.
Крушение центра
В 2010 году к отставке принудили члена совета директоров Немецкого федерального банка Тило Саррацина. Проступком экономиста стала публикация книги "Германия. Самоликвидация". Опираясь на факты и статистику, член (что показательно!) Социал-демократической партии, утверждал, что мигранты-мусульмане (турки, босняки, арабы Ближнего Востока и Магриба, выходцы из Черной Африки) даже во втором и третьем поколении в большинстве своем не могут, да и не хотят интегрироваться в немецкое общество. Опираясь на статистику по безработице и уровню преступности, в которых фигурирует много мусульманских мигрантов, Саррацин делает вывод, что население Германии из-за постепенного изменения этнического состава все более "тупеет", то есть падает его общий интеллектуальный уровень.
Еще интереснее его рассуждения о судьбе социал-демократии в Германии: что создание прозрачной для "простых людей" системы образования способствовало быстрой и жесткой "дебилизации" низов общества и, как это ни парадоксально, сокращению числа рабочих, поступающих в вузы. После того как у бедных слоев общества появилась возможность поступать в университеты, самые талантливые из них, с высоким наследственным интеллектом, моментально покинули низшие социальные страты.
Ребенок рабочих, поступая в колледж, становился специалистом, ученым, менеджером на худой конец, переходя в другую социальную страту. Его дети уже поступали в университеты как представители среднего класса. То есть после открытия социальных перегородок, все минимально способные, талантливые и амбициозные люди первым делом сбежали из крестьян и рабочих в среднюю и высшую социальные категории.
С немецкой прямотой Саррацин указал, что значительные организационные проблемы СДПГ, ориентированной в первую очередь на рабочих, связаны с тем, что после 30 лет доступного высшего образования среди пролетариев остались только люди с наследственно низким интеллектом, органически не подходящие для умственной работы.
Соответственно, рабочей партии стало не из кого набирать лидеров и организаторов (начальники цехов, управляющие и т. п. принадлежат уже к другому социальному классу и поддерживают правых и либералов), политическая сила, обслуживающая интересы низших классов, стала недееспособна из-за продолжающегося тридцать лет отрицательного социального отбора.
Если позволить себе дополнить вызовы Саррацина, можно уточнить, что речь идет о левоцентристской политической силе, продолжающей апеллировать к здравому смыслу и силе аргументов. Взывающие к эмоциям, социальной ненависти и большевистской риторике политики вполне могут рассчитывать на поддержку наименее обеспеченных, что подтверждает растущая популярность партии Левые в ФРГ или относительный успех Олега Ляшко в Украине при полном отсутствии собственно классических социал-демократических партий в нашей стране.
Стоит отметить, что все эти доводы были вынесены на суд немецкого общества за несколько лет до убийственного решения канцлера Ангелы Меркель открыть двери сотням тысяч еще менее склонным к интеграции сирийским беженцам. И до того, как Германия столкнулась с исламистским массовым террором на своих улицах. А когда это произошло, посыпались и правоцентристы. Их позиции давно подрывали уступки зеленым в вопросах экологических налогов и прочих ограничений на бизнес, отказ от социального консерватизма под давлением защитников прав ЛГБТ, нежелание изменить положение вещей, когда экономический гигант Германия на международной арене из-за постнацистских самоограничений остается политическим карликом. А здесь еще и толпы неустроенных беженцев-арабов на улицах. Предупреждения Саррацина многим показались даже слишком мягкими в нынешних реалиях.
Отсюда и очевидный провал обеих основных партий центра на прошедших в минувшем году выборах в земельные парламенты. Всюду популярность набирают крайне правая "Альтернатива для Германии", "Левые" и зеленые. Успех последних – очевидное исключение, лишь подтверждающее правило. За них голосуют те самые "новые представители среднего класса" из вчерашних-позавчерашних низов.
Левый идеалистский догматизм университетских кампусов, через которые все они прошли, заставляет их опасаться "нацистского реванша" и верить, что если сокурсница-турчанка вполне себе вписалась в современное немецкое общество, критикует авторитарного Эрдогана, не поддерживает ИГИЛ (хотя и гордо носит хиджаб), то не стоит и бояться держать двери открытыми для "гонимых" из Сирии или Эритреи. А еще не знавшие послевоенной бедности дедов они убеждены, что глобальное потепление – их забота, а нехватка рабочих мест – результат сговора корпораций и сверхбогатых. Зеленые и дальше будут укрепляться, пока не войдут во власть, где либо покажут полную беспомощность, либо своими оторванными от суровых реалий современного мира рецептами вгонят медленно растущую немецкую экономику в новый штопор.
Подробный разбор ситуации в Германии важен потому, что это экономически наиболее устойчивая страна, с сильными, но все же относительно ответственными и умеренными в своих требованиях (в сравнении с французскими) профсоюзами и мощной послевоенной прививкой против экстремизма. То есть перед нами страна, потенциально наиболее резистентная к вирусам крайнего левого и правого популизма. Но и ее традиционный истеблишмент умудрился вогнать в системный политический кризис. Что уж говорить о Франции, где социализма в разы больше, чем может выдержать современная экономика в условиях глобальной конкуренции, а интеграция пятимиллионной мусульманской диаспоры в общество фактически провалена. Или об Италии с ее высокой по европейским меркам коррупцией и огромными региональными диспропорциями. Не стоит и вспоминать Восточную Европу, где даже традиционно либеральная Чехия не желает видеть на своей земле беженцев-мусульман, а местные политики все чаще ищут оправдание своим ошибкам в "навязчивом диктате Брюсселя".
В совокупности все дает основания ждать от 2019 года радикальной смены европейского политического ландшафта. Наиболее показательными в этом плане станут майские выборы Европейского парламента.
Трамписты всех стран, объединяйтесь
Крайне правые и крайне левые вовсе не обречены на триумф. Их взаимные дрязги и недоверие могут позволить центристам не провалить общеевропейские выборы. Например, в правом лагере огромной проблемой является демонизация Национального фронта Марин Ле Пен. Она даже вынуждена была пойти на переименование своей партии в Национальное объединение, чтобы избавиться от дискредитированного бренда.
Ле Пен способна выиграть европейские выборы во Франции, но итальянские, венгерские, польские националисты не хотят идти с ней единой колонной. Им хочется выглядеть более респектабельными, чтобы слиться с традиционными консерваторами (как сделал Дональд Трамп с республиканцами), а не воевать с ними. Параллель очень грубая, но все же вспомним, что НСДАП пришла к власти именно в союзе с менее радикальными право-консервативными силами под лозунгом общего противодействия "красной угрозе".
Сейчас бывший стратег Трампа Стивен Бэннон пытается объединить европейских правых под знаменем противостояния двум источникам зла: левым либералам-глобалистам (их условным олицетворением назначен Джордж Сорос) и радикальным исламистам. При этом американец жестко отсекает движения, замеченные в антисемитизме и плохо скрываемой симпатии к Третьему рейху. В отличие от националистов прошлого нынешние говорят о единой иудео-христианской цивилизации, частью которой считают и Россию с ее нынешней консервативной идеологией, и Израиль.
Объединение европейских правых – от итальянской Лиги севера до польской Право и справедливость – почти гарантированно принесет им крупнейшую фракцию в Европарламенте. Состоится ли такое объединение – говорить еще рано. Но уже можно сказать, что, хотя у многих из партий этого лагеря хорошие отношения с Москвой, тон в их рядах сейчас задают американские трамписты.
Что касается левых, то их противоречия порой даже сильнее, чем у политиков на противоположном фланге. Та же греческая СИРИЗА не особо благоволит мигрантам, в то время как немецкие Левые, эксплуатируя антифашистскую риторику, поддерживают прием беженцев. Объединяет их всех критика "подконтрольного крупному капиталу ЕС", ненависть к Трампу и "американскому экспансионизму", а также призывы повышать налоги на богатство. На выборы они, скорее всего, пойдут порознь, а объединяться будут уже в стенах Европарламента.
Что всем этим харизматичным и не стесняющим себя в риторике политикам – от лидера Лиги Маттео Сальвини, сумевшего сделать большинство итальянцев евроскептиками, до вождя Die Linke Сары Вагенкнхет – противопоставят скучные и сдержанные центристы, представить сложно. Меркель уходит, а Эманнуэль Макрон переживает глубокий кризис своего президентства. Хотя и они в свои лучшие моменты не дотягивали до Маргарет Тэтчер и Де Голля. Европе предстоит, наконец, свернуть с середины дороги и начать давать не всегда приятные ответы на сложные многолетние вопросы. Просто чтобы не оказаться в канаве. И не так важно, будет ли она левой или правой.
